Кооп-стоп [сборник] - Ксения Васильевна Бахарева

– Да уж, наш Наумыч толковый, хитрый и умелый, знает, с кем устанавливать связи, на кого опереться и кого подкормить в нужный момент для всеобщего нашего блага.

Через полчаса накрытые столы на вытоптанной поляне ломились от изысканных блюд, а собравшаяся вокруг партийная элита из области громко чокалась с устроителями импровизированного банкета на природе. Чуть поодаль томились ревизоры – после красивой вечеринки за городом позже им предстоит проверить Оршицкую районную потребительскую кооперацию на предмет всяческих торговых нарушений. На правах хозяина первым слово взял Марк Наумович.

– Дорогие друзья! Система потребкооперации в СССР создавалась для того, чтобы в сельской местности организовать настоящую торговлю, без дефицита, так сказать. Но наша работа – это не только склады, где хранятся закупленные у населения продукты, не только перерабатывающие цеха, скотобойни, колбасные цеха и магазины. Наша цель – создание огромной хозяйственной системы, в которой руководящая и направляющая роль принадлежит вам, мои дорогие гости! За вас!

После третьей рюмки первый секретарь Витебского обкома партии звонко звякнул рюмкой коньяка, зацепил вилкой сочную буженину и не сильно прожевывая молвил:

– Я слышал, что твой райпотребсоюз признан лучшим в Союзе. Мне даже по секрету сообщили, что скоро в гости к тебе сам Косыгин пожалует!

Наумыч от такой новости чуть не поперхнулся.

– Готов встретить высокое начальство на высшем уровне?

– Ну что вы, Владимир Николаевич, мы-то никогда не подводили, – затянулся сигареткой Наумыч.

– Только ты не вздумай курить при нем.

– Не выносит дыма?

– Легенды рассказывают про министра. Будто бы он бросил курить папиросы сразу после войны. И как-то, принимая построенную табачную фабрику где-то в Грузии, попросил у директора сигарету. Тот почтительно протянул высокому гостю пачку американских сигарет, которые курил сам. Косыгин внимательно посмотрел на директора, развернулся и уехал. Ему стало ясно, что фабрика высоким требованиям не соответствует, а ее директор явно на посту оказался по ошибке.

– Ну, мы-то точно на своем месте, и у нас американских колбас Косыгину никто не предложит! – парировал Марк Наумович под общий хохот коллег.

Тем временем Фима искал повод укрыться от глаз уже известной ему грузной дамы, сопровождавшей партийного руководителя области, однако, чем больше он старался ускользнуть, тем настойчивее не ведающая отказов женщина к нему приближалась:

– Ефим Ильич, ваше здоровье! – еще немного, и подвыпившая дама может просто повиснуть на Фимином плече.

– Минуточку, извиняюсь, я сейчас…

Фима ускользнул, чтоб опять не перебрать лишку и, пока при памяти, раздать драгоценные продуктовые наборы не менее драгоценным гостям. По давней традиции – чтобы и дальше работа спорилась, полагалось нагрузить высоких покровителей не только французским коньяком, но и отменной колбаской. И завтра, когда для реагирования на очередную анонимку прибудут ревизоры в потребительскую кооперацию и составят акты о мелких недостатках, они с легким сердцем и сытой душой подпишут необходимые бумаги, а в огромной системе по перемещению благ туда, где их нет, но есть деньги, все начнется сначала.

– Ну что ж ты весь вечер от меня уворачиваешься? – не успел Фима рассовать подарки для всемогущих желудков, как перед его грудью нарисовалась все та же грузная дама.

– Нет, ну что вы… просто занят немножко… Простите… прости, голубушка! – бормотал Фима, пытаясь вспомнить, как зовут навязчивую знакомую, с которой давеча на пьяную голову позволил себе лишнего.

– Как стемнеет, освободишься? – напирала партократка с пышной грудью и высокой куксой. Обливаясь потом, столбенея, Фима изо всех сил старался придумать хоть какую-нибудь отмазку, но, так ничего и не придумав, безнадежно выдохнул:

– Да, дорогуша, как стемнеет, непременно… освобожусь.

Ловко затесавшись между многочисленной жующей публикой, Фима устремился искать водителя, ибо он не настолько пьян, чтобы и дальше совершать глупейшие поступки. И потом, Рыжиков всегда был примерным семьянином, прекрасно обеспечивающим семью. «Боже мой, ну как можно? Променять красавицу Аннушку на эту огромную бабу-цербера, да еще с такими связями! Скандала не оберешься!»

Неожиданно быстро уносившему ноги бедняге на глаза попался Ефим Шлесинберг, и это могло стать спасением. В свои 38 лет тезка так до сих пор и не женился, поскольку все детство, отрочество и юность был маменькиным сынком, а когда внезапно родительницы не стало, самостоятельно найти спутницу жизни оказалось выше его сил. Нравились ему в основном женщины властные и рослые, слегка напоминающие маменьку, но подойти к ним всегда не хватало духу.

– Тезка, я могу помочь тебе со свиданием с одной напористой партийной дамой средних лет, при хорошей должности и связях?

– Хорошенькая?

– Ну разве это главное? Вспомни, когда в последний раз ты ходил на свидание? Пять или десять лет тому назад? – Фима старался бить по самому больному комплексу Шлесинберга. – Прямо сегодня, как стемнеет, у того дуба тебя будет ждать ОНА! – в этот момент Фима заметил водителя и, не дожидаясь ответа, ринулся в его сторону.

– А как ее зовут? – успел вдогонку прокричать Шлесинберг.

– Вот и познакомишься, – садясь в служебный автомобиль, сказал Фима, но маменькиному сынку уже не суждено было это услышать. – Домой, Толян, живо! Устал что-то я сегодня.

Сутки напролет промучившись от зубной боли, Анна Ивановна, вынужденная ожидать визита к врачу до завтра, в конце концов нашла в закромах мужа дорогой коньяк и, осушив половину бутылки, уснула на диване.

К своим годам ухоженная женщина в самом расцвете сил добилась всего, чего хотела, – тихого и обеспеченного замужества, которое позволяло не работать и наслаждаться жизнью.

Ее отец, талантливый и остроумный театральный режиссер, умер, когда девочке едва исполнилось десять. Оставшись с двумя детьми на руках, мать Аннушки недолго думая, чтобы как-то свести концы с концами, одну комнату в столичной трехкомнатной квартире сдала квартирантке, студентке института иностранных языков. Жилица была невероятно стройна, красива и ухоженна, но главное – она одевалась в самые модные импортные вещи, чем вызвала в маленькой Аннушке не только восхищение, но и простую женскую зависть. Каждой клеточкой души девочка ненароком наблюдала за студенткой и училась искусству ухаживать за волосами и кожей. Самое райское время было, когда квартирантка отправлялась в институт – тогда Аннушка проникала в ее обитель, брала косметику, духи и устраивала примерки всего того, что висело в шкафу. Когда девочке исполнилось тринадцать и она стала похожа на девушку, чопорное материнское воспитание не смогло сломить вырывающийся наружу дух экстравагантного авантюризма, который, по всей вероятности, она унаследовала от отца.

Аннушка забралась в чужую обитель тот час же, как только квартирантка уехала на каникулы в Сочи. Черное шикарное платье с четко очерченной талией и